Два десятка лет занимаюсь расстройствами памяти и регулярно встречаю аутоиммунный лимбический энцефалит — камелеон среди воспалительных патологий головного мозга. Поначалу картина напоминает тревогу на экзамене: человек теряет свежие воспоминания, ищет знакомые слова, переживает вспышки дежавю, нередко — подёргивания рук или губ. Через недельную паузу присоединяются судорожные приступы и эмоциональные штормы, сравнимые с перепадами моря в штормовую ночь.
Коварный дебют
Дебют проходит зигзагами. Утром запомнены последние цифры кода домофона, вечером — уже провалы. Через пару дней теряется ориентация в родном квартале. Спутанность сочетается с гиперосмией, временами даже запах картонной коробки кажется пахучим жасмином. Домочадцы предполагают психогенный срыв, но ПЭТ-сканирование показывает гиперметаболизм в миндалевидных телах и гиппокампе.
Лабораторный лабиринт
Сыворотка иногда содержит антитела к LGI1, CASPR2 или GAD65, однако в трети случаев поиск маркеров безрезультатен. Прицельное определение олигоклональных IgG-полос в ликворе повышает чувствительность до 80 %. Дополнительным маяком служит паранеопластический контекст: флегматичная тератома яичника или микрорак лёгкого. Подобные связки объясняют, почему иммунопоцелуй хозяина атакуют нейрональные рецепторы.
Точки опоры
Иммуно наблюдатель не лишён инструментов. Высокодозные пульсы метилпреднизолона, плазмаферез, ритуксимаб, а при тератоме — своевременная резекция. После снятия воспалительной вспышки остаточные лакуны памяти реабилитируются с помощью целостного протокола: упражнения из методики spaced-retrieval, когнитивного дневника, кетонового рациона, насыщенного среднецепочечными триглицеридами. Через полгода функционирование гиппокампа поддаётся восстановлению до 90 % по шкале FCSRT. Каждый такой случай напоминает хрупкую колибри, возрождающуюся из пепла аутоиммунной бури.