Я провожу утро над графиками мостовидных когнитивных тестов. Линии памяти поднимаются и опускаются, словно приливы, подталкиваемые невидимым гравитационным полем РНК-частиц. В такие мгновения становится ясно: каждой эпидемии достаётся право прописать новый пункт в коллективной автобиографии человечества.
Испанка 1918 года унесла больше жизней, чем пулемёты Фландрии. Мои коллеги-геронтологи видят её отголоски до сих пор: у родившихся в тот год наблюдается ускоренная сенесценция гиппокампа — участка, отвечающего за фиксацию опыта. Подобные находки напоминают, что пандемия длится дольше, чем карантин, она тянется через поколения.
Новая биологическая эра
Вторая половина XX столетия принесла ВИЧ. На первых конференциях врачи объясняли Acquired Immunodeficiency Syndrome слушателям, едва привыкшим к понятию «вирус». ВИЧ разрушал Т-лимфоциты постепенно, превращая календарь в замедленную катастрофу. При этом исследователи обнаружили загадочные микроинсульты и диффузную глиозу коры — ранний сигнал, что вирусы предпочитают многоэтажные атаки, захватывая иммунитет, сосуды, нервы.
Переход тысячелетия ознаменовался короной на поверхности β-коронавирусов. SARS-CoV-1 вспыхнул в больнице Принца Уэльского, заставив гигиену превратиться в ритуал. Через десятилетие MERS напомнил о феномене антропозооноза — прыжка патогена через видовые барьеры. Моё отделение памяти хранит досье на тех, кто перенёс тяжёлый SARS: у части пациентов экотоны (слова-призраки) стирали уверенность, вызывая вербальную апраксию.
К 2020 году ландшафт готовился к следующей вспышке. SARS-CoV-2 выбрал обонятельный эпителийтелей в качестве открытой двери в мозг. Тропность к рецепторам ACE 2 запустила каскад, который прессовал сосудистое русло, вызывая микроангиопатию и гипоксию. На томографиях я вижу полосы демиелинизации там, где раньше лежали безмятежные белые пути.
Уроки столетия
Чем дольше я работаю, тем яснее скоропостижный урок: вирус воспринимает тело как инфраструктуру, не разделяя лёгкие, память, иммунитет. Гордиев узел патогенеза развязывается только мультидисциплиной — биоинформатикой, клиникой, социальной антропологией.
Города плотнеют, перелёты ускоряют дрейф геномов, климат сдвигает ареалы комаров рода Aedes. Каждое такое изменение повышает вероятность рекомбинации, рандомизации и неожиданных кроссовер-событий.
Будущие патогены, по прогнозам филоэпидемиологов, станут компактнее, хитрее. Термин «quasispecies-роение» описывает стаю из мутантов внутри одного организма. Подобная консорция усложняет вакцинный ответ, ведь иммунная система сталкивается с множеством масок одновременно.
Для мозгового вещества особую опасность создаёт иммунный перекрёст: антитела к вирусному белку иногда распознают белок нейрона. Так появляется монофазная энцефаломиелитная картина, напоминающая пёстрый свитер, из которого выдернули нить.
Сценарии грядущих штормов
Сценарий первый — тихая эпидемия, сродни Zika. Лихорадка едва заметна, а через месяцы диагностируется микроцефалия у новорождённых. Стойки древности назвали бы такое наказание за высокомерие, мы называем его недооценённым риском.
Сценарий второй — скоротечный вирус с R0 выше десяти, распространяющийся аэрозольно и через системы кондиционирования высоток. Жертвами оказываются те, чья профессия связана с замкнутыми пространствами, от машинистов метро до школьных учителей. Память там стирается раньше, чем лихорадка заканчивается.
Сценарий третий — невидимость. Патоген прячется в кишечном биоме, отпускает лишь ароматические сигнальные молекулы, которые изменяют работу блуждающего нерва. Когнитивная неясность приходит без кашля, оставляя людей наедине с рассыпавшимися ассоциациями.
Ответ вырастет из артиллерии знаний. Геномное секвенирование в режиме почти реального времени, построение вирусных филогенетических деревьев с помощью алгоритмов UShER, мобильные ЦФС-центры (циркулирующие фильтрационно-санитарные) формируют фундамент.
Я веду дневник вспышек. На его страницах кликуши средневековья соседствуют с роботом-микроскопом Oxford Nanopore. Из этой хронологии вытекает простой вывод: вирус — зеркальное стекло перед нашими социальными привычками. Чем прозрачнее данные, тем тише волны паники, а память людей дольше остаётся целой.
